Всеволожск. Мыза Рябово.

В 1702 году Петр первый отвоевал у шведов Орешек – Нотебург и исконно русские приневские берега вновь стали принадлежать России. Войско разделилось на две группы. Одна во главе с царем отправилась вниз по Неве искать  место для новой столицы, а вторая часть во главе с Александром Меньшиковым отправилась сухопутным путем. Путь их проходил через Румболовскую гору. Именно тогда и облюбовал для себя Меньшиков эти земли. Когда царь Петр одаривал своих сподвижников 8 тысяч десятин здешних земель стало принадлежать Александру Меньшикову.

Первым документом, в котором впервые упоминается мыза Рябово, является карта Ингерманландии А. Ростовцева 1727 года.

С 1727 по 1732 год это была казённая мыза.

С 1732 по 1736 год ею владели вице-губернатор Воронежской губернии Егор Иванович Пашков и  советник полицмейстерской канцелярии Афанасий Степанович Исаков.

С 1736 по 1746 год — вдова Е. И. Пашкова, Марфа Васильевна Пашкова и Афанасий Степанович Исаков.

С 1746 по 1762 год — М. В. Пашкова, её сын Пётр Егорович Пашков и А. С.Исаков.

С 1762 по 1764 год — коллежский советник императрицы Елизаветы Петровны Александр Ульянович Саблуков и все тот же, но уже  уже генерал-поручик А. С. Исаков.

С 1764 по 1773 год — дочь А. У. Саблукова, Екатерина Александровна Мордвинова, получившая мызу в приданое и её муж, видный военный инженер Михаил Иванович Мордвинов.

В 1773 году Е. А. Мордвинова продала имение придворному банкиру Ивану Юрьевичу Фридриксу.

Википедия.

С 1773 по 1779 год мызой владел банкир Императорского двора, барон Иван  Юрьевич Фридрикс. В это время на территории усадьбы  была построена кирха во имя св. Регины, ставшая центром Рябовского лютеранского прихода.

Вступив во владение мызой Рябово в 1774 году, Иван Юрьевич  приступил к осушению окрестных лесов. За три года мелиоративных работ был проложен магистральный канал длиной около 8 километров, шириной около 4 метров и множеством впадающих в него малых каналов общей длиной около 120 километров. Были пробиты 14 просек шириной 30 метров, по которым были проложены дороги и построено множество мостов. Во время прокладки каналов, в окрестных болотах была обнаружена железная руда, залегавшая пластами. Из неё Фридрикс организовал выплавку железа.

Барона привлекала идея организовать на своих землях место для празднеств, охотничьих выездов и прочих развлечений столичной знати, включая императрицу. Он даже пытался построить на Румболовской горе дворец для Екатерины II, были начаты работы по разбивке парка, производилось рытьё подземных ходов от дворца, но воплотить свои замыслы в жизнь барон не успел, им были выстроены лишь деревянный господский дом, службы, большие оранжереи и сад.

После его смерти в 1779 году, владельцем имения стал его сын Густав Иванович Фридрикс, майор артиллерии в отставке. В состав мызы входили деревни: Бабино, Губки, Кяселево, Корнево, Минулово, Пугарево, Румболово, Углово.

В 1795 году Г. И. Фридрикс продал своё родовое гнездо надворному советнику Ивану Эммануиловичу Гертелю, который сделал мызу Рябово центром тонкорунного овцеводства.

В 1808 году И. Э. Гертель продал мызу жене богатого тверского помещика, коллежского советника Николая Яковлевича Толстого, Алевтине Ивановне (Павловне) Толстой. Толстые десять лет прожили в бывшей баронской усадьбе, они первыми построили в ней оранжереи, где выращивали экзотические для северных широт фрукты.

25 мая 1818 года у Толстых мызу Рябово купил богатейший русский помещик, камергер Всеволод Андреевич Всеволожский

Википедия.

В 1818 г. мызу Рябово купил богатейший помещик  Всеволод Андреевич Всеволожский. Это был старинный русский барин, живший до 1812 года в Москве; в числе многих затей он имел  свою типографию, в которой печатались книги на всех языках. Всеволожкий первый в России построил пароход, на котором разъезжал по Каме и Волге, посещая свои бесчисленные железные заводы и имения.
Во время отечественной войны 1812 года Всеволод Андреевич набрал более 2 тысяч ополченцев и с ними отправил своего старшого сына Александра, 16 лет от роду.
Купив мызу Рябово он устроил на полях ирригацию и канализацию, стал сеять свеклу и на своем небольшом заводе производил сахар. Высушив болота и расчистив рощи, он устроил их в виде парка, сделав в Рябове дорог более чем на 25 верст. Барский его дом состоял из 160 комнат. К нему примыкали огромные оранжереи, в которых к Новому году поспевали персики, виноград и ананасы.

Петербургский Крез, как его тогда называли при дворе Всеволожского. У него был превосходный хор певчих и музыкантов, а также и труппа своих крепостных актеров. Праздники в его доме тянулись по три дня; к нему наезжало гостей, со слугами, более тысячи человек. Для гостей всегда были устроены особые помещения, при этом было сделано все так, что привычки каждого гостя не встречали ни малейшого стеснения.

На обедах подавалась янтарная уха из стерлядей, саженные осетры в серебряных кастрюльках, гурьевская каша и прочие диковинки кулинарного искусства. После обеда устраивались в театральной зале спектакли, базары в комнатах, в манежах рыцарские турниры, или, пока гости обедали, в столовую то и дело являлись различные замаскированные персонажи и т. д.
Всеволожский умер в 1837 году, на 68 году своей жизни, оставив Рябово, как и другие пермские имения, своим сыновьям. Последние не имели кипучей деятельности своего отца; это были люди светские, не коммерческие, и скоро все заходы и солеварни зa долги поступили в казну; часть Рябова была тоже продана.

М.И.ПЫЛЯЕВ ЗАБЫТОЕ ПРОШЛОЕ
ОКРЕСТНОСТЕЙ ПЕТЕРБУРГА

Всеволожский Всеволод Андреевич.

Всеволод Андреевич, старинный русский барин, был сын последнего пензенского воеводы, погибшего на службе в пугачевщину. В  молодости он служил в военной службе офицером лейб-гвардии конного полка — в конной гвардии  во времена Императрицы Екатерины II. Всеволожских было несколько братьев, но Всеволод отличался между ними необыкновенною деятельностью, быстротою соображения.

Его очень полюбил его дядя, бездетный, богатый старик, сенатор Всеволод Алексеевич Всеволожский. Умирая, дядька, не оставив ничего другим своим племянникам, завещал Всеволоду Андреевичу все свое огромное пермское имение с его знаменитыми и тогда славившимися железоделательными заводами.

Молодой владелец громадного состояния, променял жизнь блестящего гвардейца в столице, на  жизнь хозяина – заводчика.

В это время он женился на дочери тогдашнего астраханского наместника Бекетова, которая принесла ему в приданое богатые промыслы, соляной и рыбный, в пермской же губернии.

Всеволод Андреевич зажил в Москве, сначала он был камер-юнкером, а вскоре стал и камергером.

Жил Всеволожский в Москве до 1812 года. Ему было тогда всего  43 года когда, началась великая отечественная война 1812 года. Отправив на войну старшего сына сам же, как заводчик, устремил все свое внимание на усиление и улучшение выделки оружия и артиллерийских припасов, снабжал которым армию.

Несколько лет постоянно проведенных им в пермских заводах, отлично способствовали к их усовершенствованию. Многие из его улучшений и нововведений принесли большую пользу. Так, ему обязаны устройством и введением конных машин по волжскому судоходству, известных под названием “Пуадебаровских”, по имени их изобретателя, француза Пуа-де-Бара, значительно облегчивших транспортировку огромных караванов. Введенные им усовершенствования в способах прохода рассолоподъемных труб в соляных промыслах пермских, дали способ углубляться в копи и достигать богатейших рассолов, ивпоследствии даже доходить до самых пластов каменной соли, что дало новое значительнейшее развитие тамошним старинным соляным промыслам.

В 1815 г. Всеволожский устроил первый пароход в России и, совершив на нем путь из своих заводов до Казани, первый практически доказал возможность пароходства по Волге. Вообще Всеволожский не упускал из виду ни одной полезной отрасли отечественной промышленности. Так, ему Россия обязала первым успешным испытанием английского способа выделки железа, усовершенствованием паровых машин, введением освещения газом, разработкою каменного угля в Урале, открытием в уральских степях золотоносных россыпей. Все эти открытия и все эти усовершенствования имели результатом, кроме общественной пользы, также приращение богатства, каким уже владел Всеволожский.

Но с приобретением в 1818 году мызы Рябово, где Всеволод Андреевич и поселился окончательно, уже не ездил больше на свои заводы.

Жил барин роскошно,  на торжество  по случаю дня его рождения,  съехалось  почти все  петербургское общество. На этот трехдневный праздник в Рябове собиралось более тысячи человек, считая приглашенных гостей и их прислугу. Такие празднества уносило несколько сотен тысяч рублей; но за то заставляло говорить о “петербургском крезе” не только весь Петербург и всю Россию, что в те времена было венцом торжества для русских господ.

Октября 24-го 1822 года, в Рябово съехалось из Петербурга так много гостей , как не съезжалось туда ни один год. Для всех гостей устроены были особые помещения, причем приняты были меры, чтобы привычки и обычаи каждого гостя и гостьи не встретили ни малейшего стеснения, почему предварительно собраны были самые точные сведения от прислуги гостей о том, что кто любит, какие у каждого привычки и что для каждого нужно. Перед обедом, пользуясь прекрасною, необыкновенно теплою для 24-го октября, погодою и ярким осенним, похожим на летнее, солнцем, все сопровождали хозяина в прогулке по Рябову в парке, по полям и лугам, где везде были превосходнейшие шоссейные дороги, словно в Царском Селе, и гости ездили здесь, кто в длинных линейках, кто в фаэтонах, кто в двухколесных кабриолетах, кто верхом на превосходно выезженных верховых лошадях, наполнявших рябовские конюшни.

При этих конюшнях, был огромный манеж, вроде цирка, где танцевали  кадрили на конях и исполнялись разнообразные карусели и даже костюмированные турниры, причем костюмированы были не только кавалеры и дамы, но и лошади, на которых они выезжали.

Осмотрев все примечательное и интересное в Рябове, гости с хозяином возвратились в дом, где их ожидал стол, накрытый на 120 кувертов. Само собою разумеется, что обед был превосходный, потому что повар Всеволода Андреевича славился в то время в Петербурге и Всеволожскому завидовали, как граф Дмитрий Александрович Гурьев (министр финансов), изобретший бессмертную в кулинарных летописях “гурьевскую кашу”, так и граф Карл Васильевич Нессельроде (министр иностранных дел), которого potage a la Nesselrode гремел во всей просвещенной Европе не менее его дипломатических нот. Обед начался по тогдашнему в три часа по полудни, а кончился в пять, т.е. в пять часов пополудни все кейфовали с чашками мокка, который запивали одни мороженою ароматическою водою, под названием, “сорбе”, другие ликерами и ратафиями, известными под названием pousse-cafe, толкателями кофе, как их смеясь называл Никита Всеволодович Всеволожский, второй сын рябовского владельца, тогда камер-юнкер, который не мог даже полчаса воздержаться от игры в слова, как бы она ни была неудачна.

В шесть часов пригласили гостей в театр, устроенный в особой зале по всем правилам акустики и архитектуры. Когда поднялся занавес, зрители увидели новый, не игранный тогда еще на придворном театре, водевиль знаменитого в те времена легкой знаменитости драматического писателя, Николая Ивановича Хмельницкого, — “Новый Парис”. Играли крепостные актеры и актрисы Всеволода Андреевича, составлявшие у него довольно многочисленную труппу, преимущественно для исполнения водевилей и комических опер, не пускаясь ни в слезоточивые драмы . Эта рябовская труппа вместе с тем исполняла и обязанности хора певчих в домашней церкви, и отчасти музыкантов во время балов, хотя, впрочем, в Рябове был очень хороший концертный оркестр, находившиеся под главным наблюдением славного в то время скрипача Маурера, приезжавшего для этого два раза в неделю в Рябово.

По окончании этого водевиля, родственники и близкие знакомые хозяина дома разыграли особенный пролог, сочиненный известным, также “знаменитым” в те времена, писателем-мадригалистом Федором Николаевичем Глинкою.

Живя с 1818 года в Рябове, почти безвыездно, и отправив на заводы своего старшего сына, Всеволод Андреевич обзавелся английскими земледельческими орудиями и запрягал их английскими рабочими конями-великанами, выписав их из Англии. В это же время он на рябовских полях ввел усиленную голландскую ирригацию и канализацию, наделав бесчисленное множество, обложенных камнем, канавок и поразбросав повсюду сотни легких, красивых мостиков. Все это унесло огромные капиталы без той выгоды, какую все это могло бы принести в другом климате.

Услышав в 1836-м году (последнем своей жизни), когда затевалось общество газового освещения в Петербурге, что русские заводчики не в состоянии будут так дешево и хорошо отливать газопроводные трубы для введения газового освещения в Петербурге, как это делают англичане у себя в Англии, Всеволожский распространил свой маленький литейный завод в Рябове до того, что привел его в состояние исполнять самые большие заказы и даже стал отливать трубы по рисункам и размерам, почитаемым тогда и в Англии за самые трудные в исполнении. Рябовский завод в короткое время произвел такое множество прекрасных газовых труб, что даже англичане увидели в нем опасного соперника, тем более, что Всеволожский понизил ценность своих изделий до той нормы, по какой продавали свои трубы англичане.

Всеволод Андреевич умер на 68-м году, в Петербурге, после жизни деятельной и довольно полезной; но его деятельность могла бы быть во сто раз полезнее, если б не преобладала в нем страсть к барской эксцентричности. Полезные результаты его деятельности обнаружились в пермской губернии, на его заводах. Но в Рябове его деятельность проявилась только громадными, но совершенно непроизводительными предприятиями; конечно, они могли в далеком будущем дать результаты, но для поддержания их Всеволоду Андреевичу нужно бы было прожить еще с полвека или оставить наследников не только своего состояния, но и своей кипучей, неиссякаемой деятельности.

Между тем сыновья Всеволода Андреевича, при всей их доброте, при всех их благих намерениях, были люди вовсе не практические, чисто светские. Им трудно было продолжать дела отца; пытаясь это делать, они потеряли блестящее состояние отца и в течении нескольких лет уничтожили все то, что с таким трудом и с такою деятельностью созидал их отец. Заводы и солеварни пермские сделались, за долги казне, государственным имуществом и процветают по прежнему, а Рябово, предмет почти двадцатилетних постоянных забот их отца, пришло в расстройство, раздробилось, и нынче, как слышно, принадлежит нескольким владельцам, которые всячески эксплуатируют в свою пользу эту местность, удобряя усиленно всеми возможными туками натуральными и искусственными здешнюю почву и столь же сильно, если еще не сильнее, истребляя лес, как насажденный тут природою, так разведенный стараниями бывшего владельца, предприимчивого и настойчивого в своих предприятиях Всеволода Андреевича.

После смерти В. А. Всеволожского выяснилось, что только казённых долгов Всеволода Андреевича осталось «три миллиона сто восемьдесят восемь тысяч семьсот семьдесят три рубля сорок пять копеек; да частных долгов разным лицам, по закладной на Рябово и по обязательствам до миллиона пятисот тысяч рублей», вследствие чего имение отошло в казну.

До 1849 года мыза находилась под внешним управлением, после чего, согласно императорскому указу произошёл раздел отцовского наследства и она перешла во владение сына В. А. Всеволожского Александра.

Избавиться от фамильных долгов Александру не удалось, после его смерти в 1864 году мыза Рябово вновь перешла под внешнее управление. В 1872 году внук В. А. Всеволожского — Павел Александрович Всеволожский вступил в права наследования и решил погасить его долги. За несколько лет была приведена в порядок усадьба и производственные постройки, заработал мастеровой корпус, водопроводная насосная станция, паровая мельница, а позднее и небольшая электростанция. Задуманный им лесопильный завод при жизни Павла Александровича построен не был. Усадебный дом был перестроен и расширен.

В июне 1877 года над мызой Рябово нависла угроза продажи за долги перед Сохранной казной по залогу 1862 года, но описи имения удалось избежать, так как ценой огромных усилий Павлу Александровичу удалось набрать необходимую сумму и погасить задолженность по процентам. В 1878 году ситуация повторилась, но теперь спасительницей имения выступила жена Павла Александровича Всеволожского Елена Васильевна, за 200 000 рублей серебром она выкупила мызу Рябово и стала её полновластной хозяйкой, однако в 1885 году ей вновь пришлось заложить имение, теперь в Дворянском земельном банке.

Википедия.

Последние князья из рода Всеволожских – Василий Павлович и его супруга Лидия Филипповна после февральской революции 1917г.

Весной В.П. Всеволожского арестовали, но вскоре выпустили на свободу; в августе он отправился на фронт военным хирургом. Лидия Филипповна остается в Петрограде, с трудом переживает разгром усадьбы, а в 1919г. вместе с вернувшимся с фронта мужем, покидает родину. Дальнейшая судьба их неизвестна.

Озер вблизи мызы Рябово было несколько Круглое (ныне Бездонное), Долгое (ныне Длинное) и Большое (ныне Круглое),а так же, исскуственное озеро Васильевское.

Озеро Васильевское тянулось от современной Дороги жизни до деревеньки Пугарево, по названию Васильевского проспекта переименованного после революции Токсовского проспекта. Вырыто оно было в начале 20 века при последнем владельце мызы Рябово, Василием Павловичем Всеволожским. Засыпано  было в 1940 – 1970 годах.

Василий Павлович Всеволожский выстроил у соседней деревни Бабино специальный птичник, в нём содержались куры, гуси, утки, индейки, цесарки. На воле содержались павлины, а в окрестном лесу фазаны. К фазанникам от Большого (Круглого) озера была построена булыжная мостовая. Эти фазанники Всеволожских даже обозначались на картах того времени.

В 1774 году Ингерманландская губерния была упразднена и образована Петербургская губерния с уездными городами, в том числе был образован и уездный город Шлиссельбург. С этого времени район  стал относиться к Карельской части Шлиссельбургского уезда.

На суходолье стояла мыза “Малой Румполы” – владения прапорщика Щеглова,  дальше деревни Березовец, Лимакюля Романейку и Лубья.

На речке Безымянной (в верховьях- Лубьи) находилась деревня Гуйково. Затем шла деревня Пасхолева, а ниже по течению (в районе нынешней Беригардовки) была мыза Ляглова. Позже Ляглово было переименовано в мызу Волкова. Здесь был стекольный завод,

Деревня Губки, а рядом – мыза Рябове с деревнями Бабино, Углово, Корнево, Большое Румболово, Лангино, Рябове, Кассилево, Пугарево, Коккорево (Большое Пугарево) и деревня Мельница на Мельничном ручье.

По берегу Ладожского озера, начиная от истоков Невы, тянулись на север деревни Риска, Выганово и мыза Оринка на речке Морье.

Еще при шведах на карте 1667 года на месте теперешней Ириновки находилось поселение Мориасилка, а по речке Морье была деревня Морна.До 1774 года Мориасилка была переименована в Марисельскую, а в 1774 году эта мыза уже носила название “Оринка”. К ней принадлежали деревни Выганово и “Выганово на суходолье”. Здесь был стекольный завод. От названий Мориасилка – Марисельская – Оринка, надо полагать, происходит теперешнее – “Ириновка”.

На запад лежала мыза Токсово, принадлежавшая ведомству Казенной палаты. В нее входили деревни Хиттола, Кавгуколь, Весмаль, Ворколово, Капитолово, Гепоярви, Гимаслово, Другое Гимаслово, Пурново.

Выше находилась мыза Богословка, которая первоначально принадлежала Александру Волкову, а позже Федору Яковлевичу Дублинскому – духовнику императрицы Елизаветы Петровны. Здесь был превосходный барский деревянный дом, отслуживший свой век, одна из первых построек Монферана в России. Монферан, как известно, был придворным архитектором, а в 1817-тоду он был назначен главным архитектором по постройке Исаакиевского собора. Протоирей Федор Дублянский владел, кроме Богословки, еще многими имениями. У него было более 800 душ крестьян: в Шлиссельбургском уезде, на реке Назии, он владел мызой Порецкая. В эту мызу входили 181 двор, 952 души, 1158 десятин пашни, 434 десятины сенокосов и более 30 000 десятин лесов. Впоследствии мыза Богословка перешла в род Зиновьевых.

От селения Пороховые по направлению к Ладожскому озеру, вплоть до реки Лубья, в 1774 году никаких поселений не было. Только на правом берегу этой реки в районе Волковской улицы стояла одинокая мыза Волкова. К концу XVIII столетия в нашем крае уже заметно выросли поселения. По дороге от Пороховых по направлению к Ладожскому озеру на речке Лубье появилась мыза Новокрасное и немного в стороне мыза Анненская. Ныне эти места называются Ковалево.

Не задолго до смерти, в  1774 году, барон Фредерикс на небольшом участке земли  построил кирху во имя святой Регины.  Прихожанами церкви были в основном ингерманландские финны, эстонцы и немцы которые проживали в этих местах.

Службы проводились по праздникам и в воскресенье в основном на финском языке. Кирха просуществовала до 1932 года. Её частично разобрали, частично сожгли. На склоне горы находилось кладбище. И сегодня можно рассмотреть железные кресты. В старину кресты ковались из полосок железа  кузнецами, жителями деревни. Кресты были узорные, разных форм, с дырочками, в которых продеты проволочки на которые подвешивались металические птички.

В 1942 году всех финнов выселили с Сибирь и за кладбищем ухаживать было не кому. Сегодня на этом месте стоит символический крест Елене Васильевне и Павлу Александровичу Всеволожским , тела которых покоились в родовой усыпальнице в православном храме Спаса Нерукотворного образа.

В1931 году сотрудники НКВД и местные активисты вынесли гробы из склепа и бросили на улице рядом с церковью.Финские девушки тайком перенесли останки к кирхе  и захоронили. на этом месте сегодня находится памятник “Никто не забыт – ничто не забыто”

В 1898 году, Елена Васильевна Всеволожская, начала обустраивать храм-усыпальницу. 6 марта 1899 г.  она получила благословение Митрополита Санкт-Петербургского и Ладожского  на сооружение над могилой мужа каменной церкви. Освящен храм в  августе 1901 года во имя Спаса Нерукотворного Образа и был приписан  к церкви Преображения Господня в Ириновке.

Павел Александрович Всеволожский (10.09.1839 – 1898г.г) – статский советник, почетный мировой судья и предводитель дворянства Шлиссельбургского уезда, был одним из устроителей Ириновской железной дороги, скончался в праздник Спаса Нерукотворного Образа 16/29 августа 1898 года. В память о супруге и было решено построить в родовом поместье храм-усыпальницу.

В 1906 году, В храме, рядом с мужем, была погребена и Елена Васильевна Всеволожская.

Последние князья из рода Всеволожских – Василий Павлович и его супруга Лидия Филипповна оказывали большое внимание содержавшемуся за счет имения храму. С 1899-1917гг. В.П.Всеволожский бессменно состоял церковным старостой и вместе с супругой заботился  о церкви.

В октябре 1931 г. церковь закрыли, всю утварь, колокола со звонницы увезли в Ленинград. Тогда же, поздней осенью была осквернена усыпальница князей Всеволожских. Лишь на Пасху финские девушки, шедшие из лютеранского храма с богослужения, отважились позаботиться об останках Всеволожских, перенеся их через Дорогу жизни, захоронили в том месте Румболовской горы, где сейчас стоит стела в честь погибших воинов в годы Великой Отечественной войны с надписью «Никто не забыт, ничто не забыто»…Могилы были вскрыты, останки Всеволожских были брошены прямо на улицу, неподалеку от церкви. Там ничем не прикрытые останки лежали зимой, превращаясь в белые мумии. Долгое время никто не осмеливался их убрать, поскольку это могло быть расценено как антисоветское деяние, за которое можно было поплатиться и свободой, и жизнью.

Лишь на Пасху финские девушки, шедшие из лютеранского храма с богослужения, отважились позаботиться об останках Всеволожских, перенеся их через Дорогу жизни, захоронили в том месте Румболовской горы, где сейчас стоит стела в честь погибших воинов в годы Великой Отечественной войны с надписью «Никто не забыт, ничто не забыто»…

Всеволожск. Красный замок.

Усадьба Приютино. Ленинградская область.

Павлово. Ленинградская область.

Ржевский полигон. Пороховой погреб.